В отличие от частично выполненной тем же почерком соседней надписи № 2, здесь имя Созонте написано без лигатуры.

Чрезвычайный интерес представляет слово кражи. Вне контекста его можно было бы трактовать только как И. мн. от кража, реконструируя недописанное сочетание типа кражи творѧ. Однако окончание -и в этой позиции для новгородских текстов раннедревнерусского периода совершенно не характерно. Между тем соседство с автографами Созонта и Сергия в надписи № 2 заставляет видеть в кражи форму И. ед. муж. прилагательного, параллельную формам лютыи и тативыи. Такая возможность действительно имеется. Перед нами, по-видимому, записанная со стяжением *ьjь в и форма кражии — компаратив на *jьs от прилагательного крадъкыи ‘склонный к воровству’ (ср. падкий, вязкий). Последнее, хотя и не зафиксировано историческими и диалектными словарями, несомненно, существовало в языке, отразившись в образованном от него наречии крадко ‘скрытно, тайно’. Замечательно, что наряду с последним, но намного чаще фиксируется вариант крадче, крадчи, представляющий собой исторически форму сравнительной степени. В соседстве с тативыи компаратив кражи следует, по-видимому, понимать буквально, как ‘в высшей степени склонный к воровству’ или попросту ‘ворюга’. Надписи Созонта и Сергия с тремя самоуничижительными эпитетами входят в один ряд с еще одной надписью из лестничной башни Георгиевского собора: Фока ѱал[ъ] грѣшены тать погребьныи (Рождественская, 2011. С. 259–260). Ср. также молитвенную надпись-граффито, оканчивающуюся словами Григориѧ татѧ, в Софии Киевской (Высоцкий, 1976. С. 106. табл. CXVI: 2, CXVII: 2, № 226).

Комплекс в целом представляет собой замечательный образец культуры «монашеских игр», joca monachorum, оставившей и другие следы в древнерусской эпиграфике.

‘А это писал Созонт-ворюга’.

Лестничная башня, столб, над 24-ой ступенью, 146 см над ступенью.

См. № 2.